О якоряхОднажды в молодости мне выпала чёрная метка.... Проспала, вскочила с температурой, являя собой практическое пособие для начинающего отоларинголога, порвала новые колготки, куда-то сунула проездной и не смогла предъявить – настыдили, опоздала на работу, а у нас с этим было строго, коллективная ответственность, премию снижали всему отделу, обидела ни за что хорошего человека, и меня обидел ни за что другой хороший человек, вдрызг разругалась с начальством и коллегами, потеряла кошелёк, по пути домой опять нарвалась на контролёров, на тех же, утренних, стыдили в три глотки, штраф платить нечем, пришлось идти пешком, сломала каблук и подвернула ногу, последнюю остановку ковыляла как Паниковский, замёрзла до невозможности, дотащилась до квартиры и не нашла ключи, ждала до ночи соседку, у которой хранились запасные, наконец попала к себе с единственной мыслью в гудящей голове – влезть в горячую ванну. И обнаружила, что отключили воду. Всю. Тогда был день. Теперь что-то подзатянулось. Никаких хлёстких ударов судьбы. Так, по мелочам. Но без пауз. Чувствую себя верблюдом, думаю о соломинках. В таком состоянии надо за что-то цепляться. Чтоб не унесло. В три года мальчик начал разговаривать сложноподчинёнными предложениями. Неосторожно прислушавшиеся прохожие пугались. Как-то спросил: – Мама, ты догадываешься, что я тебя совсем люблю? Я сказала, что давно догадалась, и поправила – очень люблю. Мальчик не согласился, сказал, что очень любит лошадку на колёсиках и плюшевого львёнка, а меня любит совсем. Совсем. Со всем. То есть действительно со всем – с хорошим настроением, с плохим, с дурной привычкой сначала рявкнуть, потом разбираться, с тем, что мне некогда, с неумением рисовать кошку, получающуюся похожей на глазастую сосиску, с умением заставить есть кашу, с немногими моими плюсами и несметными минусами. Со всем. И сейчас я крепко держусь за тех двоих, которых я люблю совсем. За большого и маленького, который на голову выше большого. Пройдёт время, оно вообще очень быстро проходит. Очень – не страшно, лишь бы не совсем. И если я не помру молодой, лет в семьдесят, и доживу до знакомства с Алоисом Альцгеймером, то оставь мне, Господи, хотя бы один якорь. Чтобы во взрослом дядьке с усами, а то и с бородой, как у папы, я смогла увидеть маленького мальчика, которого учила когда-то считать до десяти, и он досчитал, и я спросила, а дальше, что там дальше, за десятью, и мальчик, которому хотелось не заниматься бессмысленным с его точки зрения делом, а играть с лошадкой и львёнком, посмотрел неодобрительно и сухо заметил: – Я не уверен, что дальше есть числа. Чтоб я смогла сказать, сыночек, я тебя совсем люблю. Со всем. Наталья Волнистая |
||